ПОЧИТАНИЕ СТАРИННЫХ ИКОН В ПУСТОЗЕРСКОЙ ВОЛОСТИ МЕЗЕНСКОГО УЕЗДА. ПО ПИСЬМЕННЫМ ИСТОЧНИКАМ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX В.

Автор: Н.Е. ПЛАКСИНА | 28 Октября 2016

Н.Е. ПЛАКСИНА, г. Сыктывкар, Российская Федерация

ПОЧИТАНИЕ СТАРИННЫХ ИКОН В ПУСТОЗЕРСКОЙ ВОЛОСТИ МЕЗЕНСКОГО УЕЗДА. ПО ПИСЬМЕННЫМ ИСТОЧНИКАМ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX В.

Plaksina N.E. Syktyvkar, Russian Federation

Veneration of Old Icons in the Pustozersk Volost of the Mezensk Uezd: Written Sources of the First Quarter of the 19th Century

Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ (проект № 15-14-11002/15) и Правительства Республики Коми в рамках совместного регионального конкурса научных проектов «Русский Север: история, современность, перспективы».

This article has been prepared with financial supportfrom of the Russian State Science Fund (science project no. 15-14-11002/15) and from the Government of the Komi Republic as a part of joint regional scientific projects contest “The Russian North: History, contemporaneity, prospects”.

Аннотация

Целью статьи является введение в научный оборот неизвестных широкому кругу исследователей письменных источников из Государственного архива Архангельской области, содержащих сведения о почитании старинных икон промысловыми крестьянами Пустозерской волости Мезенского уезда в первой четверти XIX в. Анализ источников показывает особое отношение пустозерских крестьян к старинным иконам, которое выражалось в размещении их в специально выстроенных часовнях-«анбарах» или молитвенных покоях жилого дома, где грамотными крестьянами-начетчиками совершались службы по «старонаречным» книгам, сооружении драгоценных риз по особым случаям (например, падеж оленей), поставлении свеч и внесении денежных пожертвований, выкупе старинных икон из православных церквей. Почитание старинных икон, а также особенности организации их культа, по мнению автора, свидетельствуют о влиянии старообрядчества беспоповского согласия, отводившего «истинным» иконам, каковыми считались старинные «дораскольные», не оскверненные «никоновыми» реформами образа, а также иконы, написанные иконописцами своего согласия, исключительную роль в деле спасения. Приверженность местного населения к старообрядчеству подтверждается данными письменных источников о контактах крестьян Пустозерской волости по вопросу о «поправке» обветшавших икон с влиятельным центром поморского согласия на Нижней Печоре Великопоженским скитом. Полученные сведения вносят некоторые коррективы в сложившиеся представления о конфессиональной истории рассматриваемого региона.

Abstract

The article is to introduce little-known written sources on veneration of old icons by Russian peasants of the Pustozersk volost of the Mezensk uezd in the first quarter of the 19th century into scientific use. The study demonstrates great veneration of old icons by the Pustozersk peasants: they placed them in specially built chapel-"barns" or prayer rooms inside the houses where lettered peasants ministered using black-letter books; created precious covers for icons in special occasions (such as epizootic disease among reindeer);lighted candles and made donations; bought old icons from Orthodox churches. Veneration of old icons, as well as other features of the cult indicate the influence of Bespopovtsy (non-priest Old Believers) who emphasized the importance of veneration of "true" icons that dated from before the schism (and thus were not defiled by the reforms of Patriarch Nikon) or those painted by the Community iconographers in order to achieve Salvation. Adherence of local people to Old Belief is confirmed by written sources on communications of the Pustozersk volost peasants with Velikopozhensky monastery, an influential center of the Pomors Community, on the issue of restoration of deteriorated icons.

Ключевые слова

Письменные источники, Пустозерская волость, Мезенский уезд, промысловые крестьяне, старинные иконы, старообрядчество, поморское согласие, Великопоженский скит

Keywords

Written sources, Pustozersk volost, Mezensk uezd, peasants, old icons, Old Believers, Pomor Community, Velikopozhensky monastery

Вопрос о традиции почитания икон в русской традиционной культуре как маркере конфессиональной принадлежности редко становится предметом специальных исторических исследований, обычнорассматривался в контексте иконографических и искусствоведческих трудов, или же в этнографических исследованиях религиозных практик XX в. Едва ли не исключение составляет монография О.Ю. Тарасова, в которой на материале сохранившихся письменных и визуальных источников, преимущественно, Центральной России Нового времени, анализируется роль иконы в условиях поляризации религиозного опыта после церковного раскола, рассматриваются особенности почитания икон как приверженцами официальной церкви, так и старообрядцами разных согласий и толков. Предметом данного исследования являются традиции иконопочитания на территории Пустозерской волости Мезенского уезда, которая была частью обширного историко-культурного пространства Поморья. К сожалению, памятники иконописи, бытовавшие в прошлом на этой территории, до наших дней практически не сохранились. В условиях отсутствия визуальных источников особое значение представляют письменные свидетельства, позволяющие в некоторой степени реконструировать исчезнувшие традиции.

Исследователи-путешественники и православные миссионеры XIX–начала XX в., посещавшие Пустозерскую волость Мезенского уезда, неизменно отмечали особую приверженность местных русских промысловых крестьян к иконам, особенно старинным, в «серебропозлащенных ризах», украшавшим их дома и многочисленные часовни на промыслах. Николай Евгеньевич Ончуков, посетивший Пустозерск в начале XX в., обратил внимание на хранившиеся в архиве Пустозерской церкви дела о местночтимых иконах, принадлежавших простым жителям волости. В особенностях культа икон среди местного православного населения исследователь, со ссылкой на труды историков старообрядчества, увидел свойственное населению всего севера Европейской России стремление к полной самостоятельности как в делах духовных, так и в мирских. Впрочем, он обратил внимание на то, что один из владельцев чтимых икон принадлежал к старообрядческому роду Поповых из Мезени, покинувших родные места из-за преследований «за религиозные убеждения» и основавших «нечто вроде скита» в Тиманской тундре на реке Индиге.

В составе фонда Архангельской Духовной консистории (Ф. 29) Государственного архива Архангельской области сохранилось несколько дел первой четверти XIX в., аналогичных тем, что были обнаружены в Пустозерске Н.Е. Ончуковым. Знакомство с материалами этих дел позволяет полнее реконструировать особенности почитания икон жителями Пустозерской волости Мезенского уезда и проследить его взаимосвязь со старообрядчеством.

В начале XIX в. Архангельская духовная консистория заинтересовалась вопросом о постройке «амбаров наподобие часовен» крестьянами Пустозерского прихода. Вероятно, этот интерес был инспирирован жалобами приходских священников на падение доходов Пустозерской церкви в связи с тем, что местное население предпочитало делать пожертвования и ставить свечи почитаемым чудотворными иконам, принадлежавшим нескольким крестьянским родам. По рапорту консистории от 15 апреля 1809 г. особым предписанием из Пинежского духовного правления приходским священникам Павлу Тошакову и Стефану Спирихину было поручено исследовать этот вопрос. По результатам проведенного расследования священники подготовили обстоятельный рапорт с изложением всех обнаруженных ими фактов постройки «под видом часовен анбаров», которые, по уверению самих крестьян, были возведены исключительно «из единственной к старинным образам приверженности». В деревне Оксинской «посреди улицы» находился «анбар», «совсем подобный часовне, разве [без] маковицы», который был поставлен на восток и разделен на две части, на преддверие и самую моленную. Священники отмечали, что маковицу заменяет крест, поставленный «подле часовни посередине строения в оную вышиной». Молиться в часовню «сходится в каждый день всякой по своему желанию, а особенно в праздники». Службы читают «по старонаречным книгам» умеющие грамоте крестьяне, среди которых Иван ЗотиковЛудников и Федор Петров Сумороков. Сбор на службы бывает «через повестку в двухпудовый весом колокол, свечам продажа производится, и доброхотные вклады выдают». Как следовало из разъяснений местных жителей, часовня-«анбар» была сооружена ими из общественных денег в 1790-е гг. «для прекращения оленьих падежей». Тогда же была сделана кованая серебряная риза на главную святыню часовни – особо почитаемую икону святителя Николая Чудотворца. Помимо ризы икона была украшена «пеленою и платом с золотыми травами». Кроме этого образа, в часовне находились и другие иконы, а также меднолитые складень и крест-Распятие: «Деисуса на красках в трех цках, писаннаго по золоту, и при них пятничных шесть образов, боголюбцами положенных, медныя складни дванадесятых праздников, и медное Распятие».

Образ Николая Чудотворца, оставшийся после смерти родителей, имелся у крестьян деревни ВеликовисочнойШалковых. Он так же находился в особом, «разделенном на два равномерные отделения» «покое», выстроенном «на восток» «близ дому крестьянина Федора Шалкова». Описывая этот «покой», священники отмечали, что он «подобен во всем вышеописанной Оксинской часовне». Прежде часовня стояла «близ дома той деревни крестьянина Архипа Безумова, а в 1809 год, загоревшись немного от свечи, по утушении огня перенесена на другое место и поставлена таким же образом близ дому» Федора Шалкова. В эту часовню собирался народ для богомолений, свечи образам ставили ежедневно и особенно по праздникам. После того, как в деревне Великовисочной разнесся слух о том, что образа из часовен будут отобраны в Пустозерские церкви, икона Николая Чудотворца была перенесена в дом крестьянина Федора Шалкова и поставлена «в холодный покой», однако богомоления не прекратились.

Еще один старинный образ святителя Николы Чудотворца принадлежал крестьянам Петру и Стефану Павловым, которые с 1 марта по 1 ноября отвозили его на звериные промыслы на Югорский Шар, где он размещался в особом амбаре «вместе с другими драгоценными образами, имеющими серебряные ризы под золотом». В остальное время года образ находился в доме Павловых. По свидетельству священника Тошакова, «на образе святителя Николая немало жемчугов, что все заведено на положенные разными промышленниками, а более самоедами, деньги». Священник сокрушался, что раньше эту икону на праздники вносили в церковь, и скопившаяся сумма поступала в церковный приход, «ныне же таковых доходов в церкви не поступает, и образа не взносят».

В деревне Куйской в доме крестьянина Ивана Васильева Хаймина (Хайминова) имелся считавшийся чудотворным образ «Богородицы Всем скорбящим радость». Икона была известна и почитаема не только жителями Пустозерского прихода, но и среди жителей других приходов, проезжавших зимним и летним трактом на промыслы и обратно. По особым случаям по специальной просьбе перед чудотворной иконой совершали требы и молебны. По сведениям священника Спирихина, этот образ «не издавна» принадлежал семье Хайминых, со слов же самих владельцев, она досталась им по наследству от родителей. Хозяин иконы утверждал, что «дом, в коем он жительство имеет, построен его отцом, тако же и белой покой, в котором издревле имеется образ скорбящей Богоматери», был построен не для богомоления, но «на жительство его с домашними». На иконе была кованая под золотом риза и «привес, состоящий в жемчужном наборошнике». Пристальный интерес священников к иконе заставил владельцев спрятать ее. На расспросы священников соседи отвечали, «якобы оный послан в Пижемский состоящий в Усть-Цилемском приходе по наречию монастырь или в Заонежский для поправки «оперхалостей», которых раньше священники на иконе не наблюдали, «может быть по причине на образе находящейся ризы». Иван Васильев Хаймин на расспросы отвечал «неведением, якобы одна его родная мать, ездившая в Пижемское раскольничье селение и увезшая образ с собою, про то знает, куда изволила Богомать укатиться…». Расспросы матери Хаймина также ни к чему не привели. Со слов священника Спирихина, «…она, будучи напыщенна, так как записная раскольница, своим расколом, вместо законом требующихся кротких ответов, всех обругала, а особенно священника Тошакова». Несмотря на отсутствие иконы, народ, «по приверженности к образу», продолжал ходить в дом Хайминых и молиться «вместо его, самому даже месту».

Интересен отраженный в документах факт торга между Пустозерской церковью и местными крестьянами по поводу старинной иконы святителя Николы Чудотворца «со створами с обеих сторон, означающими онаго угодника жизнь и чудеса», принадлежавшей вдове крестьянина Ивана Антонова Федосье Григорьевой. В 1813 г. она, «при смерти своей, не имея наличных денег», положила его в церковь Пустозерской слободки. Икона была оценена по описи в 100 рублей. Племянник Ивана Антонова, крестьянин Григорий Антонов, как ближайший родственник заявил право наследования этой иконы и пожелал ее выкупить у церкви, добавив к стоимости иконы еще 40 рублей. Благочинному Пустозерского прихода Стефану Спирихину было предписано осмотреть и описать образ, с тем, чтобы уяснить «отдавать ли за сию цену сей образ или он большей цены стоит?». Осмотрев образ, благочинный с причетниками, старостами и почетными крестьянами заключили, что «более ста сорока рублев означенный образ не стоит, ибо краски в нем все изсякли, почернели, по большей части оперхали. На створах по полям басмяные узенькие окладцы местами отвалились и выгорели от давнего заведения образа, кроме одной на нем ризы, которая не побита, и та по весу, ежели бы свесить, не много бы потянула». Тем не менее, другой родственник, племянник жены Ивана Антонова крестьянин Устьинской деревни Михайло Максимов сын Павлов выразил желание получить эту икону, приложив за нее еще 60 рублей. Свое желание выкупить и «пользоваться» иконою он мотивировал следующим образом: «не потому что сия икона с прикладью ее сей цены стоит, но единственно надеясь на благодать Божию и чудеса святителя Николы». Рассмотрев дело, Архангелогородская Духовная консистория предписала оставить икону в храме, а священнику Спирихину объявить строгий выговор. При этом отмечалось, что «таковых старинных образов желатели» не с другим каким намерением покупают как с тем, чтобы «со временем устроить для них наподобие часовен анбары, каковые в том Пустозерском приходе уже открылись». Несмотря на запрет и наложенное взыскание, Стефан Спирихин выдал образ Николая Чудотворца из церкви крестьянину Михаилу Павлову, «якобы для богомоления», но и спустя время, икона не была возвращена в храм.

Оценка такого обычая среди жителей Пустозерской волости вызвала трудности у епархиального начальства. В документах консистории отмечалось, что крестьяне, «построившие оные анбары наподобие часовен … для поклонения иконам», ежегодноходят к исповеди и приобщаются святых тайн, следовательно, к сословию старообрядцев не принадлежат, однако «они же, имея к старинным образам приверженность, презрели в церкви постановленные». В отличие от «зараженного расколом» населения Усть-Цилемской волости, пустозерцы официально считались православными. Между тем, со времен пребывания в Пустозерске протопопа Аввакума в 1667–1682 гг. и на протяжении XVIII в. местные священнослужители продолжали служить в храмах по «старопечатным» книгам, не признавали троеперстие и новые обряды. Благочинный Ижемского прихода Алексей Зуев в 1849 г. докладывал епархиальному начальству, что жители Пустозерского, Оксинского, Великовисочного и вновь образуемого Куйского приходов, «хотя и в настоящее время не отпадаются от церкви, но сильно привержены к старине и почти боготворят старинные с окладами иконы, печатанные при древних патриархах до святителя Никона книги и все обряды по стоглаву, ерисархаАввакума сожженного в Пустозерске почитают священномучеником…».

Главным аргументом крестьян в защиту своего обычая были необходимость длительных отлучек на рыбные и звериные промыслы и большие расстояния, отделявшие промысловые поселения от Пустозерска, делавшие невозможным их частое присутствие на церковных службах. В своем прошении к епископу Архангельскому и Холмогорскому Парфению они сообщали, что «заведение таковых святых образов сделано предками нашими за нужное, и не без воли прежнего духовного начальства, и нами соблюдается, …и впредь желаем неизъемлемо для принесения Господу Богу молитв, на всяком месте приемлющему, и отнюдь не по расколу какому-либо, во удалении от церкви святой». В почитании икон они выступали хранителями и продолжателями обычаев своих предков, одним из каковых был восходящий к XVI в. обычай украшения икон окладами, в котором, по выражению О.Ю. Тарасова, проявилось «страстное стяжание чуда и божественной милости». «Истинно не из тщеславия заведены украшения святым образам, имели предки и мы прилагаем от усердия своего», - сообщали в прошении к епископу Парфению крестьяне.

Тем не менее, нет сомнения, что оформление и распространение культа старинных икон на Нижней Печоре происходило под влиянием старообрядцев, с конца XVII в. массово переселявшихся в эти края из северо-западных и центральных районов. Хорошо известно, что приверженность к иконам является одной из наиболее ярких черт старообрядчества, лишенного в результате церковной реформы церкви и священства. Икона становится для старообрядцев единственным источником благодати и средством спасения в мире, овеянном присутствием Антихриста. О возрастании роли и расширении значения иконы в России Нового времени в условиях поляризации религиозного опыта после церковного раскола обстоятельно писал О.Ю. Тарасов. В официальных рапортах церковных и гражданских властей по отношению к старообрядцам, проживавшим в самом влиятельном на Нижней Печоре центре старообрядчества беспоповского поморского согласия Великопоженском скиту использовалось определение «раскольники, не приемлющие священства, но поклоняющиеся иконам». Старообрядцы-беспоповцы строже других относились к иконам, не принимая образы с формальными признаками «старой веры», написанные иконописцами других согласий. Поэтому старинные «дораскольные» образа, не оскверненные «никоновыми новинами», имели для них исключительную ценность. Ради обладания ими старообрядцы готовы были пойти на любые жертвы. Известен факт, когда в середине XIX в. одним из аргументов в пользу принятия усть-цилемскими староверами единоверия стала надежда на возможность получения для новопостроенной единоверческой церкви древнего, восходящего к XVI в. и почитаемого староверами явленным образа святителя Николы Чудотворца из православной Николаевской церкви с. Усть-Цильма. Великопоженский скит, окормлявший староверов Нижней Печоры до своего упадка и закрытия в середине XIX в., не только снабжал «единоверцев» «правильными» иконами, освященными в духовном центре поморского согласия Выго-Лексинскомобщежительстве, но и, очевидно, выкупал старинные образа в церквах прихода. Во всяком случае, священник Тошаков подозревал своего коллегу Спирихина в том, что тот продавал в Великопоженский скит «старонаречные книги, под каким-нибудь предлогом от Пустозерских церквей присвоенные».

Промысловые крестьяне Пустозерской волости поддерживали тесные связи с Великопоженским скитом, о чем свидетельствует вышеупомянутый случай отвоза на Пижму иконы «Богоматерь Всем скорбящим радость» якобы на «поправление». Каким бы ни был мотив владельцев, спрятавших икону в Великопоженском скиту, этот факт может говорить об их старообрядческом вероисповедании и в том плане, что старообрядцы-беспоповцы допускали «поправку» молитвенных образов иконописцами только «своей» веры, своего согласия.

В контексте приверженности местных жителей к старой вере находит объяснение и их особое уважение к образу святителя Николы Чудотворца. Начало почитания святителя Николая, покровителя мореплавателей, рыбаков и охотников, на Нижней Печоре, как и по всему Поморью, восходит к временам новгородской колонизации края. Церкви древнейших крупных поселений края, основанных в XVI в. – Пустозерска, Усть-Цильмы, Ижмы – были освящены в честь Николая Чудотворца или имели посвященные ему приделы. Его образы имелись в каждом поморском храме, часовне, в каждой старообрядческой моленной. Однако следует согласиться с Л.Н. Хрушкой, отмечавшей, что говоря об особом почитании Николая Чудотворца на землях Поморья, «нельзя упускать то обстоятельство, что это относится не только к пастве официальной церкви, но и к людям, разделяющим старообрядческие убеждения». Приверженцы старой веры, переселявшиеся в эти места со времен церковного раскола, вдохнули в культ святителя новую силу. Как известно, Никола Чудотворец был особо почитаем протопопом Аввакумом. По мнению Е.М. Юхименко, в подвиге Николая Чудотворца, «старообрядцы нашли еще одну ипостась, которая была крайне созвучна их настроениям, и заставляла именно к святителю Николаю обращаться с просьбами о помощи – как к великому архиерею, «иже во всей вселенной скорбящияхристианы заступает». Этот смысловой контекст, безусловно, также играл важную роль в почитании образа Николы Чудотворца на Нижней Печоре.

Таким образом, рассмотренные в рамках статьи письменные источники представляют интересный материал о традициях иконопочитания на Нижней Печоре в первой четверти XIX в., свидетельствующий, на наш взгляд, о неофициальной приверженности местного населения к старой вере и о его тесных связях с духовным центром старообрядчества поморского согласия Великопоженским скитом. Полученные сведения вносят некоторые коррективы в историю развития церковных приходов в Пустозерской волости Мезенского уезда в середине – второй половине XIX в., что станет материалом дальнейших исследований.

Список литературы

1. Дронова Т.И. Усть-Цильма // Атлас Республики Коми. – М.: Дизайн. Информация. Картография, 2001. – С. 350–357.

2. Окладников Н.А.Пустозерск и Пустозерье. Из истории Печорского края: [краеведческие очерки]. – Архангельск, 2010. – 398 с.

3. Окладников Н.А., Матафанов Н.Н. Тернистый путь к православию. Из истории обращения в христианство ненцев архангельских тундр. – Архангельск, 2008. – 477 с.

4. Ончуков Н.Е. Печорская старина (Рукописи и церковные архивы на низовой Печоре) // Известия отделения русского языка и словесности. Т. X. Кн. 2. - СПб, 1905. –С. 339–363.

5. Тарасов О.Ю. Икона и благочестие. Очерки иконного дела в императорской России. – М., 1995. – 496 с.

6. Хрушкая Л.Н. Почитание Николая Чудотворца старообрядцами Архангельской губернии // Почитание святителя Николая Чудотворца и его отражение в фольклоре, письменности и искусстве. – М., 2007. – С. 58–63.

7. Юхименко Е.М. «Великий архиерей Никола, иже во всей вселеннейскорбящияхристианы заступает» (почитание святителя Николы чудотворца выговскими старообрядцами) // Почитание святителя Николая Чудотворца и его отражение в фольклоре, письменности и искусстве. – М., 2007. – С. 53–57.

References

1. Dronova T.I. Ust'-Cil'ma [Ust-Tsilma]. Atlas Respubliki Komi [Atlas of the KomiRepublic]. Moscow, “Dizajn. Informacija. Kartografija” publ., 2001, pp. 350–357.

2. Okladnikov N.A. Pustozerski Pustozer'e. Izistorii Pechorskogokraja: kraevedcheskie ocherki [Pustozersk and Pustozerye: From the history of Pechora region: local history essays]. Arkhangelsk, 2010, 398 р.

3. Okladnikov N.A., Matafanov N.N. Ternistyj put' k pravoslaviju. Izistoriiobrashhenija v hristianstvonencevarhangel'skihtundr [Thorny path to Orthodoxy: From the history of evangelization of Nenets from Arkhangelsk tundra]. Archangelsk, 2008, 477 р.

4. Onchukov N.E. Pechorskajastarina (RukopisiicerkovnyearhivynanizovojPechore) [Pechora of the old days: Manuscripts and church archives in the lower reaches of the Pechora]. Izvestijaotdelenijarusskogojazykaislovesnosti [Proceedings of the department of Russian language and literature]. Vol. 10. Bk. 2. St. Petersburg, 1905, pp. 339–363.

5. .TarasovO.Ju. Ikonaiblagochestie. Ocherki ikonnogo dela v imperatorskoj Rossii [Icon and piety: Essays on icon-making in Imperial Russia]. Moscow, 1995, 496 р.

6. Hrushkaja L.N. Pochitanie Nikolaja Chudotvorcasta roobrjadcami Arhangel'skoj gubernii [Veneration of St. Nicholas by Old Believers of the Arkhangelsk region]. Pochitanie svjatitelja Nikolaja Chudotvorca i ego otrazhenie v fol'klore, pis'mennostiiiskusstve [Veneration of St. Nicholas and its reflection in folklore, literature and art]. Moscow, 2007, pp. 58–63.

7. Juhimenko E.M. “Velikij arhierej Nikola, izhevovsejvselennejskorbjashhijahristianyzastupaet" (pochitaniesvjatiteljaNikolychudotvorcavygovskimistaroobrjadcami). ["Great bishop Nicholas who advocates Christians in this universe of sorrow": Veneration of St. Nicholas by the Old Believers of Vyg]. PochitaniesvjatiteljaNikolajaChudotvorcai ego otrazhenie vfol'klore, pis'mennostiiiskusstve [Veneration of St. Nicholas and its reflection in folklore, literature and art]. Moscow, 2007, pp. 53–57.

Сведения об авторах

Плаксина Наталия Евгеньевна, заместитель директора по научной работе Национальной галереи Республики Коми, г. Сыктывкар, Российская Федерация, 8-906-879-46-73, Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

About author

Plaksina Natalia Evgenievna, deputy director for academic affairs of the National Gallery of the Komi Republic, Syktyvkar, Russian Federation, 8-906-879-46-73, Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript